Вопросы к Родине моей.

Я испытываю  радость при любом успехе моей страны, будь то победы в спорте, достижения в технике, искусстве и других сферах ее жизни.  И могу всеми, самыми грязными словами ругать ее при провалах, при диких и трудно объяснимых поступках наших людей, позорящих ее, ещё недавно великую державу. Чем объяснить такое мое отношение к стране, в которой я живу? Не знаю. Может быть, так за нее переживают большинство моих сограждан, проживших большую часть жизни в СССР?

Наверное, это плоды  моего послевоенного детства, плоды того воспитания, пропитанного героикой первых пятилеток и четырех лет Отечественной войны. Вот дарственная надпись на титульной страницы книги, которую подарил мне на день рождения мой любимый дядя Ника.

На добрую и долгую память  Володе Кадыкову от дяди Ники. Будь таким для Родины, как главные герои этого романа. Н. Брусникин.    5 января 1952 года.

А сейчас дарят книги такого содержания и с такими же пожеланиями 12-13 летним подросткам? И вообще, котируются ли в наше время книги, как подарки?  Если – да, то, по-моему, в очень редких случаях. Почему мы в детстве хотели быть моряками, летчиками, военными, пожарными, а нынешние подростки  – бизнесменами? Почему каждый второй молодой человек в нашей стране – менеджер, а не инженер или ученый?  Почему наши институты превратились в склады или центры по продаже мебели и другого бытового хлама? Почему мы читали взахлеб “Туманность Андромеды”,  а сейчас читают – так называемые “фентези”?

Какая у нашей страны цель? Какими идеалами своего движения вперед она руководствуется? Когда В.Путина спросили о нашей национальной идее, он ответил  примерно так: “Чтобы все жили хорошо”. Но разве сытно “жрать” и  носить одежду от Кутюр может быть национальной идеей страны, которая всего несколько десятилетий назад  мечтала о Коммунизме? И на память приходит вопрошающий Н.В. Гоголь:

“Русь, куда ж несёшься ты?  Дай ответ. Не даёт ответа…”.

А действительно, куда мы несёмся?

Ох уж эти мушкетёры!

Этот рисунок подарил мне внук Никита на мой 70-летний юбилей. На нём я с фотоаппаратом на груди стою рядом с мушкетерами. Мои уговоры внука почитать “Трех мушкетеров” А. Дюма не прошли даром – мою любовь к этим мужикам он и выразил на своём рисунке.

Ещё в юности мушкетеры стали моими любимыми героями. Книгу о них я перечитывал несколько раз, и не только пацаном, когда романтика приключений и подвигов находит наибольший отклик в молодой  душе.  Любимыми они остались и в зрелом возрасте, когда накопленный жизненный опыт, с синяками и шишками, разочарованиями и маленькими победами позволял уже с большей трезвостью оценить себя, свое место  в этом мире и более трезво взглянуть на свои юношеские  пристрастия.

Может возникнуть вопрос, а почему моими героями не стали Олег Кошевой, Сергей Тюленин, Александр Матросов, которые были всамделишными и из моего времени? Стремление быть похожими на них, безусловно, было. Недаром, после просмотра фильма “Лично известен”, где Тер-Петросяна (Камо) пытают раскаленным железом, я проверял и себя на способность выдержать эту пытку, прикладывая раскаленные щипцы к обнаженной руке под контролем сокурсниц, наблюдавших как расширяются от боли зрачки моих глаз и вдыхавших легкий запах горелого мяса. Дело было в химической лаборатории института, где я учился. В память об этом  на моей руке и сейчас проступают три едва заметные светлых полоски, по числу  ”проверок на вшивость”.

Но этих сегодняшних героев отличало отсутствие какого-то искрящегося романтизма, куража подвигов и легкого отношении к жизни и смерти. Все они были до предела идеолгизированы и фанатичны в своем патриотизме и служении идее. Герои же Дюма удивительно жизнелюбивы при всей своей неудержимости идти на риск, не боясь  при этом возможной смерти. Главное же, что больше всего восхищало меня в мушкетерах, так это их благородство, и не только в отношении друзей, но и врагов. (далее…)

Старая фотография (отцы и деды смотрят на нас).

В 1939 году моя крестная мама отдыхала в Кисловодске и привезла  от туда полтора  десятка коллективных фотографий (вполне возможно, что их было  больше). Этот снимок  – один из них. Я его помню с детства, но только сейчас он, да и другие фото из той серии,  по-настоящему привлекли моё внимание.

Снимки сделаны в Кисловодске, Железноводске и Пятигорске. Я могу понять, когда такие коллективные снимки делают в разные дни отдыха. Но, когда группа из 40 человек посещает Пятигорск  и в течение одного дня  семь раз позирует фотографу в разных достопримечательных местах, это нечто.  Почему я этому удивляюсь? Просто я представляю, как бы прореагировали сейчас наши отдыхающие на предложение вот так сняться  семь раз в течение однодневной экскурсии (включая, дорогу из Кисловодска в Пятигорск и обратно). А наши отцы и деды фотографировались и, судя по их лицам, без особого напряжения. Они умели работать – менее чем за 20 лет они “сделали” нашу страну, и умели отдыхать, без спешки и суеты при скудости развлечений, которые им могло предложить то трудное время.  А мы, к сожалению, сейчас больше думаем о развлечениях, уже 20 лет разваливая страну, которую они для нас сделали.

В альбоме “Как хочется туда” я уже прокомментировал этот снимок. Тем не менее, не могу удержаться, чтобы не написать  еще несколько слов. Я упомянул  выше о лицах на этом снимке. Они привораживают.  Скорее всего, ни одного из этих людей уже нет в живых. Но на снимке они живут, они смотрят из того времени со своими мыслями, заботами, улыбками и связывают нас с собой какими-то невидимыми узами. Что это за узы? Может быть они в понимании быстротечности нашей жизни? Вот ведь, жили  люди:  любили, ссорились, рожали детей, работали,  строили дома и … ушли, оставив на память нам свои образы.  Так же будет и с нами. И мы будем жить в старых фотографиях, и будить,  наверное, у пришедших нам на смену, такие же чувства.

Первый раз в первый класс

1946 год.  1″в”  класс 436 школы Москвы. Все 40 пацанов сидят  примерные и аккуратные – словом, ангелы. Но я до сих пор помню этих “ангелов” с  Владимирского поселка и прилегающих к школе улиц  и переулков барачной окраины  Москвы.  Тяжело было с нами Марии Григорьевне –  первой нашей учительнице. Но она как-то справлялась с выходками некоторых из нас, усвоенными на безпризорнй  улице (пока родители зарабатывали продуктовые карточки  и мизерные деньги на  трудное послевоенное существование).

Что у всех нас было общим, так это стриженные наголо головы (и так до седьмого класса) и белые воротнички, пришитые нашими мамами к  разношерстным курточкам, рубашкам, толстовкам. Во всем остальном мы были разные и по характеру и поведению. Тон задавали второгодники, т.е. те, кто остался в первом классе на второй год. Они уже хорошо знали школу и были во всеоружии “знаний”, применение которых часто кончалось серьезным разговором с завучем (Фараоном) или вызовом в школу родителей.

Тогда с нами не тютёшкались, как с нынешними первоклашками:  не кормили (правда, помню, что несколько раз, или в течение какого-то  короткого времени, нам давали по бублику и по маленькому кулечку сахарного песка),  не устраивали каникулы через каждые 5-6 недель учебы.   Все было нацелено на учебу. Я уже не помню, что за плакаты висели на стенах нашего класса, но сравнивая свой класс, с тем, в котором учится сейчас мой внук, наш был по пуритански  строгим.

Жаль, что нет у меня больше снимков того времени. Не было тогда мобильников, не было компактов, которым можно было бы носить в кармане и при случае запечатлевать с их помощью  моменты той, с позиций 21-го века,  архаичной жизни пацанов далеких 40-х годов века прошлого.

Я вспоминаю, я их вспоминаю.

Этому снимку больше 65лет. Измайловский парк – мое детство, мое восприятие мира, мое отношение к людям. Я до сих пор стремлюсь туда,  в мое детство, где в памяти всплывают образы друзей, подруг, послевоенный, несколько патриархальный мир, с танцами на веранде, освещенной рядами электрических лампочек, деревянный кинотеатр, в кассе которого я просил продать мне билет за рубль (мама давала только 1 рубль), песни Утесова, звучащие из динамиков над круглым прудом со старыми лодками и празднично одетыми людьми в них. Много мыслей и воспоминаний, и постоянно наплывающие сравнения с нынешним жестким миром и его черствыми нравами.

В конце прошлого года еженедельник АиФ реализовал проект “Легенды Москвы”, предложив москвичам присылать на его сайт сюжеты, в которых каждый мог рассказать, что для него Москва и какие её уголки ему дороги. Ваш покорный слуга не удержался и тоже послал свой очерк, который от избытка воспоминаний получился очень большим. Воспоминания эти навеял на меня прилагаемый снимок, где я в компании таких же как я детей войны, позирую в Измайловском парке  ранней  весной 45 или 46 года. Будет время и желание, почитайте. (далее…)

Безмятежность детства

Высокое голубое небо с заснувшими облаками, золотящаяся на солнце  рожь, а вдали поврежденные войной купола Нового Иерусалима. Мы с пацанами сидим на опушке леса с полными крынками спелой земляники и болтаем о своих детских заботах и мечтаниях. Эта картина безмятежности и полного умиротворения периодически всплывает в моей памяти, когда по телевизору или в каких-то разговорах всплывает  Новый Иерусалим.

Прошло шестьдесят  с лишним лет, и я решил посетить монастырь, удовлетворить, наконец, свое детское любопытство: “А что там, за куполами?”. Была золотая осень.  От электрички до монастыря добирался пешком, не подозревая, что идти надо несколько километров. Монастырь открылся как-то вдруг, на возвышенности, во всей своей красе. Но чувства безмятежности и умиротворении не пришло – была некоторая усталость  и какая-то суетная озабоченность, что приехал поздно (была вторая половина дня) и я не успею все посмотреть и все интересное сфотографировать.  Пробежал, как говориться,  галопом по Европам, нащелкал несколько десятков снимков, и еще более усталый потащился домой.

Что можно сказать о своих впечатлениях? Монастыри лучше смотреть на расстоянии. Они органично вписываются в окружающий ландшафт, становятся его частью.  В  стародавние времена, когда их строили, люди, а тем более монахи, были  ближе к природе – техноцизим и конструктивизм  придут только через несколько столетий. Внутри же все монастыри имеют много схожего, обыденно-бытового, и я, тяготеющий к  художественной фотографии, ничего нового, а тем более художественного, там не нахожу. Поэтому  и впечатлений от посещения монастырей,  запечатленных в моих снимках, немного. Это же произошло с Ново-Иерусалимским монастырём.

Жаль, что не могу сегодня найти ту опушку леса, где  я с крынкой полной земляники,  под жужжание летних мух,  смотрел  на дальние купола монастыря. Жаль, что не могу ощутить себя неотделимой частью того лета, того высокого неба и золотой ржи. Жаль, что  не могу не думать о том, что большая часть жизни уже прошла, и не задавать себе вопрос: “А сколько еще осталось?”

В Калистово, в моё детство

Воспоминания  о раннем детстве, словно обрывки давних снов,  периодически всплывают в памяти, а  фотографии тех времен, как  катализаторы этих снов,  высвечивают все новые и новые эпизоды.

Эта фотография из моего детства. 1946 год. Наконец окончилась война. Калистово. Завод,  где работала мама, снимает там   два больших деревенских дома и устраивает  в них летнюю дачу  для детского сада. Я до сих пор помню это место.

Две деревни вытянулись вдоль низины, по которой протекает небольшая речушка, заросшая ивняком. Я уже в том возрасте, когда сознание активно работает, а память четко откладывает на свои полки, все что удивило и поразило,  что увидел в первый раз. Это и деревенские избы, и сараи, крытые выцветшей от солнца  и времени дранкой, босоногие мальчишки, одетые, в отличие от нас, городских детей, во что попало, мычащее стадо коров, бредущее утром мимо наших домов и тревожащее наши сладкие детские сны. (далее…)

Арбатский портрет

Вот так выглядели мы – дети  той жестокой  войны.  Снимку 67 – 68 лет (точно не помню). Помню только, что в тот день мама рано забрала меня из детсада, и мы поехали на Арбат в гости к моей крестной маме. Там-то и сделан был этот снимок.

Я уже упоминал ранее, что снимки со своей персоной я помещаю в этой рубрике не из-за большой любви к себе, а чтобы через них  хоть чуть-чуть высветить в памяти то время и тот быт.  Вот и здесь интересен окружающий меня антураж,  моя одежда.

Что касается плетеного кресла, то трудно представить себе этот предмет быта в современной квартире.  А мой костюмчик?  Я его помню до сих пор, может быть из-за способа удержания штанов на мне с помощью пуговиц, по две спереди и сзади.  А мои ботинки?  Правда,  хороши(?), если вспомнить, что меня везли на Арбат в гости, соответственно принарядив.

Глядя на свою челочку (так стригли в то время почти всех мальчишек), я вспоминаю смешную историю.  Я очень завидовал одному товарищу по детскому саду (он был очень курчавый) и “доставал” свою  сестру в желании быть таким же курчавым, как мой тезка.

Сестра наконец согласилась сделать меня курчавым.  Как-то вечером она посадила меня перед  зеркалом, намочила мою челку и выложила ее на моём лбу в виде крупных завитков. Потом она перевязала мою голову платком и сказала, что за ночь волосы высохнут и  утром  я стану курчавым.

Я не помню, как я спал ту ночь, но только проснувшись,  сразу побежал к зеркалу, сдернул с головы платок и увидел себя ….лохматым. Больше курчавым я быть не старался.

Моя семья (невесёлый снимок)

Невеселый снимок. Я на коленях мамы, а рядом моя сестра Люба. Вот и вся моя семья. 1940 год.

Полтора года назад неожиданно умер  отец, не дождавшись рождения желанного сына-Максима (так он хотел меня назвать).  На маму, с 3-мя классами церковно-приходской школы, свалилась вся тяжесть заботы о детях, которых надо было кормить,  одевать и наставлять на путь истинный.  Жизнь в бараке и заработок санитарки в медсанчасти завода, не давали повода для веселья. Спасибо моей крестной матери – старшей сестре мамы, ставшей мне второй  мамой. Именно ее материальная помощь и любовь к нам помогли маме пережить  горе и навалившиеся на её плечи заботы, помогли не только вырастить нас, но и дать нам образование.

Размещая в блоге этот снимок, а в дальнейшем и другие, со своим изображение, я ни в коей мере не занимаюсь самолюбованием. Просто эти снимки позволяют  заглянуть в наше прошлое, увидеть, как жили люди, как одевались, как улыбались и грустили, какими глазами смотрели в объектив камеры. В этих снимках запах нашей истории.

Кажется, что все это было вчера

Кажется, что все это было вчера – детство, юность, молодость. И сейчас в свои 72 продолжаю чувствовать себя молодым, почти мальчишкой. Так, видимо, ощущают себя многие пожилые люди. С одной стороны – это хорошо, но с другой … .

Многое, что ты мог и должен был сделать в молодости, не в состоянии реализовать в старости, а это гнетет. Хотя какая же это старость в семьдесят лет? Но если ты начинаешь ностальгировать по ушедшему, значит, подкрадывается старость. В молодости не оглядываются назад, а смотрят вперед, строят планы, намечают цели.

Вспоминая молодость, я снова проживаю то время. Светлые моменты вызывают улыбку, заставляют учащенно биться сердце. Грустные – задуматься и поразмышлять, правильно ли ты вел себя там.

Возвращаясь туда с помощью старых фотографий или просто воспоминаний, я льщу себя надеждой показать светлые стороны той жизни. Ведь что греха таить, сейчас поток негатива о советской поре замазывает много позитивного, присущего ей. Самое неприятное, что это поток льется из уст людей, начавших свою сознательную жизнь уже в новой России и фактически не знавших, что было до них. Как же хорошо были прочищены мозги в те “веселые” девяностые годы!

Не исключаю, что многое, с моей точки зрения, светлое из того времени, я идеализирую – молодость у каждого одна, и в воспоминаниях она всегда прекрасна, потому, что она – молодость. Тем не менее, я начинаю.


Twitter Delicious Facebook Digg Stumbleupon Избранное Больше